Свои деревянные скульптуры Сергей Холомейдик хранит в приспособленном под мастерскую гараже. Здесь же и работает, в основном зимой. Но сейчас их скопилось столько, что не развернуться. Да и, получается, их почти никто не видит – а посмотреть на них точно нужно. Часть скульптур, сделанных раньше, выставлена в музеях Артёма и исторической техники на Садгороде. Мастер привозит несколько самых «низкорослых» на улицу Адмирала Фокина во Владивостоке: те, что потяжелее, перемещать очень сложно. Рядом с мини-выставкой – коробка для денег и бумажка с телефоном и пояснением: «на мечту». Что это за мечта такая, мастер и его сын Александр рассказали журналистам Новостей VL.
Во Владивосток Сергей Холомейдик обычно приезжает на выходных. Деревянные скульптуры выстраиваются на Фокина в недлинный ряд, а микроавтобус паркуется рядом. Обычно помогает сын: груз нелёгкий. Сергей Холомейдик живёт в посёлке Артёмовском, а Александр – во Владивостоке. Но старается к отцу быть всегда поближе:
– Моя задача обеспечить его всем нужным для работы, чтобы мог заниматься только творчеством. Покупка и привоз материалов, инструментов и прочее. Дерево ведь нужно найти и купить. Ещё – порядка четырёх машин дров: работаем в основном зимой, а мастерскую надо отапливать. На зиму падает много затрат – сушка, склейка, лакировка. А с апреля до октября выезжаем сюда. Я больше в подмастерьях: какую-то отделку, но такой объём, конечно, не умею.
Скульптуры у Сергея Холомейдика сложные, многосоставные, с массой деталей. В центре уличной выставки – деревянная пушка:
– Есть у меня работа, пират с маленькой пушкой. Дети его очень любят. Я несколько недель вникал в разработку, смотрел видеоролики. Так вот, дети играют, садятся на эту пушку. И всё говорили – дядя Серёжа, сделай нам пушку большую. И эта работа была достаточно сложной. По сути – деревянная копия.
Александр рассказывает, что только на сбор информации отец потратил месяц. Пушка получилась подвижная, со съёмными деталями.
Отец и сын показывают, как всё устроено. У орудия есть банник и игла для чистки дула. Само дуло можно регулировать. Есть запальник, от которого поджигали порох, и небольшие ядра. Дети отправляют их в дуло, и восторгу нет предела. Как всё устроено, Холомейдик-старший может рассказывать долго – и дети слушают. И вникают в процесс зарядки оружия. В Артёме он тоже устраивает такие практические рассказы:
– Я дружу с Галиной Борисовной Тимофеевой, это директор историко-краеведческого музея Артёма. Ребята приезжают на автобусе, их привозят. Они заходят шумно. Но когда начинаю говорить, затихают и слушают. Конечно, есть телефон, картинка. Но вживую всё по-другому.
– Кто вас этому научил?
– Расскажи про прадедушку, – просит Александр.
И отец рассказывает про своего деда-фронтовика, которого Александр никогда не видел:
– Он потерял руку под Ленинградом. Кроме того, что был рыбаком и охотником, ещё картины писал, резьбой занимался. Рукастый был. И меня двигал – помогал, объяснял, рассказывал. Мне повезло: находились люди, которые меня замечали. Я пять лет учился живописи и рисунку в художественной школе. Потом техническое училище – резчик по дереву для сувенирных цехов в Приморье. Такие были при каждом лесообрабатывающем заводе. Я сам из Дальнереченска, там у нас это развито. Пошёл в армию – наглядная агитация, оформление столовых штабов, учебных корпусов. И дембельский аккорд: форма памятника к 45-летию Победы. Уехал домой, прислали фото – стоит в Белогорске у Дома офицеров. Это Амурская область. Я артиллерист.
– А, вот почему пушка.
– Ну, из таких я не стрелял, конечно…
Рядом с пушкой на Фокина стоит испанский конкистадор. Ружьё у него снимается:
– Вот так оно заряжается порохом, так возводится курок, так оно стреляет… А потом в ход идёт боевая испанская шпага…
Конкистадор с ней легко расстаётся, и оружие оказывается в руках Сергея Владимировича. А сын наглядно объясняет различия холодного оружия – катаны, меча, сабли. Отец продолжает:
– Конкистадор – по сути первый морской пехотинец. Посмотрите, как у него всё продумано. Вот шлем. При выстреле, а это происходило не быстро, газы и порох летели в лицо. Человек нагибал голову, и благодаря форме шлема его не обжигало. Воевали они в Южной Америке – значит, джунгли и змеи. Обратите внимание на ту же коническую форму вьетнамской шляпы нон. Идёт женщина в лес за дровами – сверху падает змея и скатывается. И здесь то же самое – по верху шлема идёт «гребень».
И так он рассказывает обо всех своих героях – снимая подсумки, гарды, холодное и не очень оружие. Говорит, подростки здесь могут по часу стоять и всё это изучать.
На Фокина выставлена очень малая часть из того, что есть у мастера. И, скажем так, не самая представительная – и по детализации, и по масштабам. Скульптуры Сергея Холомейдика достигают 2,5 метра в высоту. Но такие особенно не потаскаешь – тяжеленные:
– Сейчас скопилось около тридцати скульптур – в основном в гараже, в сарае. Их некуда поставить. Они не должны там лежать, конечно. На них люди должны смотреть.
Ещё четыре хранятся в Артёмовском музее, а одна подарена городу. Одна работа ушла в Москву. Ещё пять стоят за стеклом в Артёмовской картинной галерее. И одиннадцать – в музее исторической техники на Садгороде. Рослый и прекрасный индеец – как раз там:
– Два с половиной метра. Делал целый год, но я выдал работу. Правда, материалы брали в кредит. Я хочу сказать громадное спасибо Анатолию Михайловичу Козицкому, который нас буквально нашёл на улице. Мы там стояли.
Индеец – самая долгая по времени работа. Обычно на скульптуру автор тратит примерно полгода.
– Мы искали литературу даже о том, как выглядит лицо – нос, морщины, надбровные дуги, – говорит Александр. – Включаем музыку индейскую, пьём чай или кофе, слушаем. И складывается картинка.
Сергей Холомейдик рассказывает, что весь образ выстраивает в голове. И говорит про себя, что очень самокритичен:
– Я смотрю на вещи, которые были в Средневековье. Люди же делали. А я тот же человек, но имею большее – оборудование. Но люди делали прекрасно. Это были те же самые ремесленники,
– Покупают такие вещи? Они ведь достаточно дорогие.
– Ну, относительно – для тех людей может и нет. Это авторские работы, ручной труд. Но по сути доход – это пенсия. Люди просят сделать на заказ, но я слабо за такое берусь. Неинтересно. Подошёл как-то молодой человек: вырежи мне жену. Зачем её тебе делать? Она живая есть. Вот мы с женой познакомились в 17 лет. Так я её помню, какая она у меня красавица. Мы живём, дай Бог. Если настоящий мастер пошёл по коммерческой деятельности, исключительно ради денег – он погиб. Работой надо переболеть. Тот же индеец у меня пролежал лет шесть. Смотрел на него… Ну, не буду кривить душой. Приходится иной раз вот это задвигать, делать какие-то сабельки, шкатулочки. А основное уходит. Пока я полгода делаю скульптуру – я живу. Закончил – я опустошён.
Сергею Холомейдику 63 года. Был свой бизнес, столярный цех.
– Нужно было зарабатывать. Но вот это – моё призвание. Жизнь прошла. Задумок очень много. Но их очень сложно воплотить. Я с детства мечтал быть военным офицером. Очень люблю танки. А танки мои перевоплотились в рыцарей, вооружение. Но пока основная мечта остаётся мечтой. Я хотел был сделать российских воинов – от времён Рюриковичей до Турецкой войны. Оружие, костюмы, вплоть до пуговиц.
Рядом со скульптурой стоит коробка для денег. На бумажке написано – на мечту, и номер телефона.
– Вы пытаетесь организовать музей. Для этого что нужно?
– Я пытаюсь сохранить работы. Мне говорят, Серёжа, заплати аренду за месяц, 75 тысяч. Привези. Мне тяжело таскать их. Мы как-то в «Фетисов-Арене» выставлялись, три этажа их тащили. А потом неделю их ремонтируешь – они ломаются. Работы должны приехать, встать, полиролью натереться, нужно поставить соответственные таблички. Гид подошёл, либо я показал и рассказал… Эти работы не должны без конца перемещаться. И они должны радовать людей. История-то у нас вся виртуальная… А здесь мы видим, людям это нравится.
– Мы не натягиваем на себя одеяло, не хотим больше всех. Есть много людей, которым нужно помогать. Не собираемся садиться на чью-то шею, но если бы была возможность во Владивостоке выставить эти работы, чтобы люди могли приходить на них смотреть, было бы замечательно, и мы бы разгрузились немножко, – говорит Александр.
– Вот у меня в мастерской стоит прекрасный конкистадор, в два с половиной метра, – рассказывает Сергей Владимирович. – Ну, подметаю вокруг него. Он должен быть на людях, для них сделано. Я помру, работы же останутся.
Холомейдик-старший живёт в двухкомнатной квартире, но мастерская близко.
– Это гараж. Жена привыкла, что я ночью встаю и иду туда часа в четыре. Сейчас помощник у меня, внук Илья.
– Если сын перехватит эту эстафету, будет хорошо, – говорит Александр. – Резчик вымирающая профессия. Я не Третьяков, конечно, но хочу сохранить всё это. Работы раздадутся, их спрячут за заборами, и больше мы не увидим. У меня как получилось? Отец в детстве передавал азы. Я закончил ВГУЭС, хотел заниматься компьютерной графикой. Неплохо делали интерьеры. Открыл свою компанию, и немного отошёл от того, чем занимался отец. Он тогда ещё делал мебель, хотя хотел заниматься другим. На 12 лет я уехал работать во Вьетнам.
Я хочу, чтобы об отце знали. Дети просят, дядя Серёжа, сделай так, дядя Серёжа, сделай эдак. Нравятся им гномики – пошли гномики. Нравятся пираты – пошли пираты. И он живёт этим. Я хочу просто продлить ему жизнь. И если получится, дать для города возможность насладиться нашим творчеством.
– Дед у меня закрывался в туалете хрущёвки и рисовал, – вспоминает Сергей Владимирович. – Бабушка требовала – Павел, выйди. Мы с ним топоры возьмём, едем на моторке по речке. Найдём коряжку, рубим лица. Ложимся на песке – он мне: на что вон то облако похоже? Не обязательно, что с таким воспитанием вырастет резчик по дереву. Но человек, получивший хорошее, доброе начало, будет, наверное, хорошим человеком и в чём-то мастером. Творчеством злые люди не занимаются. Мне кажется, мастерство получается при большой любви.
Посмотреть на деревянные скульптуры на Фокина подходят разные люди. В основном хорошие и любопытные. Но, бывает, называют работы «европейщиной»:
– Я говорю, ну давайте Рубенса из Третьяковки выбросим. Мы воевали с немцами, французами, поляками. Война войной, как говорил Леонид Быков (речь о фильме «В бой идут одни старики»), а музыка вечна. Я показываю историю.
Заработать на мечту таким образом сложно, наверное. На посильную аренду выставочного зала – может быть. А вообще, мастеру нужен хороший менеджер, разбирающийся в таких делах. Но как это устроить?
Самая маленькая скульптура на Фокина – мышиный король из сказки Гофмана «Щелкунчик». Мастер не стал обрабатывать её лаком, и поверхность у короля – чистый бархат. Это одна из тех работ, что не продаются.
– Вот они подходят, нос щекочут на желание, – говорит Сергей Холомейдик. – Люди сами начали тереть. Они хотят какую-то надежду, что ли. И знаете, самый частый вопрос – как вы это делаете?
